Валентин Распутин — сбережитель и сохранитель
Валентин Распутин — это не только имя одного из самых известных русских писателей. Это духовное явление необычайной силы и твердости, которое произрастает из самой глубины нашего народа, его простой, открытой и совестливой православной сердцевины.
Поздравляем Валентина Григорьевича с юбилеем. Здоровья и бодрости духа Вам на многая и благая лета.
В 70-е годы в стране развернулась битва с «преобразователями» природы, своего рода бездумными реформаторами. Занимая видные посты в государстве, науке, они хотели быстро создать мощные источники энергии, построить гигантские целлюлозно-промышленные предприятия, оросить хлопковые поля Средней Азии и тем самым получить моментальный экономический эффект. Однако их проекты были скороспелы, непродуманны, необоснованны, не сопряжены с человеком, с народом. Ярко, плакатно и велеречиво, объясняя пользу от этих замыслов, они не задумывались об их последствиях, о судьбах людей, о насилии над природой. В двадцатые годы такого рода люди хотели зажечь пожар «мировой революции» и тем самым сжечь этот мир. В семидесятые они уже строили наоборот, занимались разрушительной мелиорацией, уничтожали «неперспективные» деревни, они же построили Чернобыльскую АЭС, воздвигали Байкальский целлюлозный комбинат, разрабатывали проект поворота Оби, Иртыша, Енисея, в пустыни Средней Азии. Для этого должна была быть затоплена Западно-Сибирская низменность. Подобных «планов громадье» уже обернулось исчезновением города Мологи и сотен поселений (кстати, и деревни моего отца) на дне Рыбинского водохранилища, обернулось впоследствии и чернобыльской катастрофой.
В семидесятые годы смелые и мужественные граждане Отечества, писатели и ученые, среди них был и Валентин Распутин, выступили против такого экологического беспредела, надругательства над природой. Их обвинили в ретроградстве, консерватизме, отсталости, в борьбе против прогресса (ах, как заманчиво это слово). Однако писатели были непреклонны. Они вместе с учеными, другими ответственными деятелями культуры подписывали письма и воззвания, обращенные к власти и общественности, выступали на конференциях, в печати. Удалось приостановить затопление Западно-Сибирской низменности (будущей нефтяной сокровищницы России), не потекли вспять сибирские реки, стали строиться очистные сооружения у Байкала.
Но нужно, было кроме выступлений, речей, публицистически глубинно, художественно показать катастрофичность этого «глобального», «планетарного» подхода к Человеку, Личности, к его дому, к его поселению, к памяти, к его малой Родине, к природе. И в конечном итоге ко всему народу, к Отечеству.
Валентин Григорьевич Распутин выносил, выстрадал этот замысел. На свет появилась повесть, а по сути, по глубине проникновения в душу человеческую, по всеобщности драмы погружения в стихию времени устоявшегося мира — роман «Прощание с Матерой» — этакий град Китеж, уносящий с собой целый мир. Да, уходит под воду Матера, а с ней уходит прошлое, уходят кресты на могилах Предков, уходит память, уходит таинственный домовой — Хозяин острова, а с ними обрывается нить, связующая предков и потомков. «Ежли мы кинули, нас тобой не задумаются кинут», — говорит о покинутых на Матере могилах сыну Дарья. «Да как же без родных-то могилок?!» Не страшно? Страшно. Остановись, подумай, человек, не рушь бездумно, не увлекайся миражами, не разрушай фундамент, на котором стоит мир. Помни прошлое. Помни предков.
…Много шуму и разговоров вызвала в свое время повесть «Живи и помни». Политруки из Главного Политического Управления Армии и Флота обрушились на нее, как на вводящую в художественную жизнь, в литературу не осужденного дезертира, как всегда, не вчитались, не вдумались они в книгу, в ее содержание, дух. Не почувствовали, сколь трепетно и сочувственно написал писатель о тех, кто, проводив на фронт своих сыновей и мужей, стал тягловой силой войны, основой тыловой военной державы. О том, как тяжка война и какой невероятной ценой далась она народу. Однорукий фронтовик, председатель колхоза Максим Вологжин выразил это в своих простых, но возвышенных словах в День Победы: «Люди… Много у нас потерь там, где прошла война, земля поднялась от могил, земли стало больше, а рук меньше… Нам ни за что бы там не выдержать без вас, кто остался здесь… И мы там воевали, и вы здесь помогали… Не было еще такой войны, а стало быть, не было такой победы». Да, такой войны еще не было. Но и опять не об этом или не столько об этом повесть. Она о драме войны, об отступничестве, о попытке спасти, приголубить, обогреть родного, оступившегося человека, о неизбежности кары, о совести, о душе.
Каждое произведение Распутина в 70-е и 80-е годы, как и сейчас, — событие. С середины восьмидесятых в стране развернулись непонятные для многих события. Все ждали, жаждали перемен в застоявшейся системе. Многое требовало изменений, замены, отмены. Перемены наступали. Но не те, которых ждало большинство людей, было много слов, суеты, но куда-то пропадали гигантские заводы, исчезали пароходы, то, что считалось общенародным, становилось собственностью отдельных лиц. Назревали какие-то бедственные изменения. «Что это? Чего ждать?» — спрашивали люди. А ведь перед этими реформами и появился в 1985 году «Пожар» Распутина. Вначале многим показалось: бытовая повесть, заурядная, про пожар, в котором сгорело на складах многое из того, что не досталось людям. А с последующими годами, через дым и копоть времени вырисовались очертания державной катастрофы, того пожара, который охватил страну и людей. Писатель тогда, в 1985 году, ощутил, что «просто край открылся, край дальше некуда. Еще вчера что-то оставалось наперед, сегодня кончилось».
Но становилось еще хуже. «Пожар» показал, что в закромах многое пряталось и не доходило до народа. Он показал, что тот, кто больше радел о всеобщем имуществе, защищал, сберегал наследие народа, был зачастую немой, что при спасении добра некоторые пытаются прихватить его себе, перебросить через личный забор, что безразличные к людям, злые криминальные «архаровцы» стали силой. Пожар предупреждал людей словами одного из героев: «Против чужого врага стояли и выстоим. Свой враг, как и свой вор, пострашнее». К сожалению, правда писателя не всегда явна для людей. И это тяжело для него. Но Распутин не отчаялся, не впал в уныние, которое Богу противно, не перестал писать, не замкнулся. Он продолжал и продолжает писать. Правда, последнее время только рассказы. Но и опять каждый из них — это событие, это своего рода литературное явление, требующее внимательного, чуткого, сердечного чтения. Один из последних рассказов «Изба».
Все просто и даже незамысловато в этом рассказе. Сселяют с одной низменной стороны Ангары деревни, хутора в одно большое поселение на другой возвышенный берег реки. Спасают от затопления. Кто?то сразу уезжает в «район», кто?то еще дальше в город, в область. А кто-то, сохранивший силы, молодость, семью, восстанавливает или возводит новые дома — там, на возвышенном берегу. А как одиноким? Женщинам? Старым? Помню, как секретарь ЦК партии Михаил Васильевич Зимянин напустился на меня, в то время директора издательства «Молодая гвардия», когда мы напечатали «Прощание с Матерой»: «Что же вы против гидроэлектростанций, против электричества?» — «Нет, — пытался отвечать. — Да нет, мы за внимание к человеку, к его душе». — Разговор так и не завершился взаимным пониманием. И все-таки, как же слабым, немощным, одиноким переселяться в новую жизнь?
В «Избе» Агафья и не старуха, но уже и не молодайка. Душе, естеству — нет ведь сил начинать новую стройку — муж давно погиб, дочь в далеких краях, отломалась от этой жизни. Но велика естественная, нравственная природа крестьянина, русского человека — «Умирать собираешься, а рожь сей». Агафья перевозит бревна своей избы и начинает воздвигать, другого слова и не подберешь, Избу. Да, воздвигать, а как скажешь? Строить? Но это ведь когда все налажено, организовано, всем миром. А когда одна, без надежды на помощь, лишь на Божью волю — это воздвигать. Ибо для нее построить избу — это все равно что Хеопсу вознести пирамиду, а Семирамиде — сады. Где нашлись силы, где заложен дух, как удалось поставить над Ангарой сие творение?
Великий Дух созидания восхищает и объединяет людей (Савелий, мужики, молодежь и даже директор лесхоза). Мальчишки любят смотреть, как возводится дом, чинится водопровод, трудятся. Действительно, великим энтузиазмом строителей можно возвести БАМ, Магнитку, Транссиб — и он помог воздвигнуть то, что стало Державой. Стройка — это жизнь. Строительство — начало оживления.
Агафья строит — возводит. Деталь за деталью. Что, зачем? Строит и живет еще долго после возведения. Век позволил. А ведь умирала в неверии в начале строительства. «Споткнулась о кровать». Надо строить! Строить! Не обязательно, только с пользой, не обязательно с прибылью. Притом конечно хорошо бы не бредовые замыслы обустраивать, вавилонские башни возводить. Душа согревается!
Умерла Агафья. А изба «держала достоинство», «стояла высоконько и подобрано, призывом к созиданью, спасенью, приводила в состояние необходимой задумчивости». Вот строила не в погоне за сладкой жизнью, как дочь, не в угаре лагерного довоенного Беломорканала, хотя и там польза для кого-то, — а для себя. Для себя ли только?
«Избу» Распутина читать можно по-разному, по-всякому. Можно просто восхищаться его неподражаемым умением обращаться со словом. В рассказе, как на ковре, — нитка к нитке и вот уже видны очертания человека, главной героини Агафьи, вот высвечиваются окружающие ее поля, деревья, леса, Ангара.
Еще нитка к нитке, слово к слову, и человек открыл глаза, подставил себя ветру, развернулся в движении, и он уже перед вами, необычен, запоминается, он уже в памяти навсегда.
Но если почитать его, вдумываясь в события, прислушиваясь к шуму и скрежету времени, то, вглядевшись в этих усталых и непрерывно поднимающих тяжести людей, вдруг ощущаешь, как устал мир, как устал русский мир нести на своих плечах тяжесть планеты Земля. И как?то не хватает совести читать этот рассказ для наслаждения, для удовлетворения своих эстетических потребностей, для создания настроения элегического. И подтянешь к себе книгу поближе, перевернешь страницу назад, задумаешься и ощутишь великую суету времени, которая преобразовалась в тоску, грусть и беду. Понимаешь еще, что каждый гвоздик устал физически. Но растет вопреки Времени Изба, не уходит со сцены жизни Агафья (почти вечная) не старуха, но и не молодица. Раньше русская женщина останавливала коня на скаку, шагала в горящую избу, а ныне вопреки логике, смыслу сегодняшней жизни, физической своей немощи строит Избу. Строит, строит, строит. И все надежно, все просто. Все уже почти былина.
Но в памяти встают опустелые цеха заводов, сгоревшие казармы, заброшенная целина, превращенные в склады птицекомплексы, заржавевшие и погибшие подлодки. Для чего строили? Но тут же и не соглашаюсь. Ведь оживет завод, заколосится пашня, вспомнят Микулу Селяниновича, Мамонтова, транссибовцев, Стаханова, Валю Гаганову, бамовцев! Ведь работали они не за страх, а за совесть и за надежду жить хорошо, для потомков. А непутевость?то она у нас, у русских, бывает. Надо ее изживать, конечно. Но избу строить, строить, за нас никто ее не построит…
Так вот, заканчивая, возвратимся к душе русского человека, о которой мы начали говорить вначале и о том, что она открылась Валентину Распутину трепетная, отзывчивая, порывистая, открытая. Жесткий XX век испытал ее во всех видах пыток, мук и надежд: искушение чужой собственностью и мыслью, соблазном эфемерных свобод, зыбью пламенной революции, братоубийственной Гражданской войной, испепеляющим порывом в призрачное будущее и строительством вавилонской башни коммунизма. Истощающим и благородным трудом во славу державы, адовой войной с коричневой чумой, прорывом в звездные миры и лишением надежд в конце столетия. Кого?то вели в двадцатом веке в газовые «душегубки», а ее, русскую душу, загоняли в холодильные камеры творцы нового мирового и российского порядка. Она мешала победе Вселенского зла, останавливала торгаша и менялу, который, позабыв уроки Христа, снова нагло расположился в человеческом храме.
Порушив Великую Державу, князь Тьмы не успокоился. Один из идеологов этого погрома почувствовал, что силы народа не иссякли, и предложил всей мефистофельщине мира обрушиться на главную для них сегодня опасность — Русскую Православную Церковь. С полным основанием он мог бы присоединить сюда русскую душу, которая ниспослана нашему народу свыше.
Да, она не восседает на царских и президентских креслах, не стоит сторожем у банковских сейфов, не веселится в сверкающих кабаре и казино. Но она высвечивается в жертвенном стоянии тружениц исчезающей Матеры, в их бесстрашном порыве сберечь человеческое гнездовище, в покинувшей жизнь Настёне и не заработавшей мучениями счастье, в том иррациональном, созидательском порыве, строящей избу Агафьи. У всех его незаметных, негромких героинь душа беспокойна и совестлива, их тревожит, что совесть «истончается» в людях. От того?то книги Распутина не успокоительное чтение, а скорее место для размышления и суда над собой, над душей своей.
Валентин Григорьевич Распутин и есть «сбережитель», «сохранитель» и спаситель этой души. Ибо, увидев ее усталую, замерзшую под холодными порывами ветра, пытаясь ее спасти, он брал ее в свои руки, дышал на нее, отогревал, радовался ее оживлению и выпускал к нам, в мир, на волю как благовещенскую птаху. И вдруг оказалось, что стыдливые, безропотные и чистые старухи, все эти Анны, Дарьи, Насти, Алены стали на пути Зла и Бесстрашия.
Они не Гераклы и не Ильи Муромцы, но сила их духовного стояния отодвинула апокалипсис мира. Патриарх сказал как?то: «… белые платочки бабушек спасли Православную Церковь от уничтожения». Старухи Валентина Распутина, наши матери и женщины России, спасли совесть народа, отогрели его душу, вдохнули силы.
И с ними, с другими героями повестей и рассказов Валентина Григорьевича Распутина, нам не страшно входить в XXI век. У нас есть Вера, Душа, Совесть. И значит, вечна Россия, вечен ее народ, значит, не покинута она Богом!