Беседа с писателем Владимиром Крупиным
— Дорогие друзья, сегодня в гостях редакции газеты «Русь Державная» замечательный человек, мой давний друг, известный русский писатель Владимир Николаевич Крупин. Дорогой Володя, хотелось бы начать с нашей первой встречи. Она произошла совсем недалеко отсюда, недалеко от твоего дома. У метро. Тогда оно называлось «Площадь Свердлова», сейчас — «Театральная». Тогда ты мне принес заметку для спецвыпуска газеты «Правда» «Храм Христа Спасителя». И так получилось, Господь так управил, что она была настолько емкой, настолько была важной, что она встала во главе первой полосы этого специального выпуска. Это был 1991 год, когда еще практически никаких православных изданий не было, и это была, как говорится, первая попытка осмыслить то, что происходит в обществе с позиции христианства. Насколько это получилось тогда у нас, это судить читателю, но, тем не менее, ты хорошо помнишь эти годы, когда мы стояли у бассейна «Москва» зимой, и люди, разгоряченные после плавания в теплой воде, выходили и недоумевали, что это за люди такие стоят у какой-то часовенки и молятся. Помнишь?
— Конечно, слава Богу, и газета вышла. И вообще, в то время подъем православных чувств уже ощущался. Несомненно, в 80-е, Тысячелетие Крещения Руси — великая дата. Но изданий, правильно ты говоришь, совсем не хватало. И эта газета, я теперь только узнал, вышла стотысячным тиражом. Это было событие, событие благотворное, благодатное. Тридцать лет ты уже тянешь эту ношу.
— Ты, дорогой Володя, все эти долгие годы был всегда постоянным автором газеты «Русь Державная», которая появилась через два года — в 1993 году. И драматические, и радостные события, которые происходили в нашей жизни, преломлялись и в твоем творчестве. И я тебе очень благодарен, что ты никогда не забывал нас, всегда поддерживал.
— Мне часто приходится слышать: «Мы читали вас в «Руси Державной»». Ты, приглашая меня, говорил, что мы будем говорить о крестных ходах. Я раз двадцать прошел Великорецким крестным ходом. Теперь я уже довольно давно не хожу, но с третьего июня до вечера восьмого я все-таки мысленно иду с ними. И это очень огорчительно, что я не иду, но как бы часть меня в это время идет с крестным ходом.
— А помнишь, когда я впервые пришел с Володей Танаковым, а именно он меня подвиг на это дело, мы пришли в село Великорецкое — это как бы середина крестного хода, мы ночевали с тобой в доме на берегу реки Великой, всю ночь разговаривали, мечтали.
— Да, великое счастье этот крестный ход. Вообще Россия, Русь держалась крестными ходами. Я вот немножко жалею, что сейчас идет какое-то ослабление. Есть какие-то волновые явления, что ли: то усиление православной частоты, то как бы затухание. Смотри, казалось бы, какие ожидания были, какие великие вечера проводили, какие были крестные ходы. А?сейчас как-то все немножко затихает. Я не знаю, почему.
Но Безсмертный полк меня так восхитил, так душу вознес. Я совсем немного прошел. И мне этого хватило, чтобы понять, что это даже не ручей, не река, не море. Это океан людей. А лица какие! Только наши оппоненты умудрились и это изгадить. Они говорили, что каждому давали тысячу рублей. Ну, кто за тысячу пойдет столько часов?
Но все равно, миллион людей собрать и провести нельзя было бы. Шли люди везде. И в моей родной Вятке. Везде. А какое было Петроградское шествие мощное, могучее. А сибирские какие были Безсмертные полки!
Нет-нет, мы не погибли. И теперешние события, очень надеюсь, будут оживлять православное чувство. Надо молиться за наших бойцов. Молиться за их победу. Молиться, чтобы бациллы фашизма исчезли из жизни… До чего же живучий фашизм, нацизм. До чего же жива жадность, зависть, до чего еще сильна власть доллара, золота. Я не знаю. Но не надо унывать.
— Конечно, не надо унывать. Вернемся все-таки к Великорецкому крестному ходу. Немногие знают, может быть даже, что Владимир Николаевич Крупин, именно он возродил крестные ходы, когда они затихли.
— Много мне чести. Но я всегда писал о крестном ходе. Это произошло с тех времен, когда я готовил «Вятскую тетрадь». Я писал ее с конца 70-х годов, потому что всегда гордился своим вятским происхождением. И мне всегда было обидно, что наш областной город стал носить фамилию Кирова, точнее его псевдонима. То есть город живет под псевдонимом. Наша Вятка многострадальная, величайшая наша Вяточка получила имя — Киров. Насильно. Шел парень в одной рубахе, ее содрали, надели другую и говорят: иди, теперь ты не Вася, теперь ты Эдик. И поэтому, конечно, всегда мне хотелось побольше сказать о своей родине. И этот крестный ход был, конечно, в числе приоритетных, которые хотелось возродить. Я много читал, что даже перед Первой мировой войной в крестном ходе шло более сорока тысяч человек. Было ощущение в народе надвигающейся опасности грозовой. Вот какой крестный ход. А потом, когда я шел в 1991 году, было 200 человек. Мы все друг друга знали. 200 человек, и целая неделя. Конечно, всех узнаешь. А потом тысячи шли. Идешь, поднимаешься на гору, оглянешься — за тобой до самого горизонта люди идут… Посмотришь вперед… какое же душу ликование охватывает. Деточки идут, старики, молодежи много идет. Был хороший обычай, благодатный, когда молодые люди, которые решили пожениться, проходили крестным ходом. А потом шли и несли уже детей.
Андрей, ты молодец, что ходил тоже несколько раз.
Прямо даже молодеешь, когда вспоминаешь крестный ход. А у тебя крестных ходов было больше. Если перечислять: и «Под звездой Богородицы», и посвященный Победе.
У меня был еще необыкновенно памятный крестный ход — Царский, в Екатеринбурге. В екатеринбургский ход женщины идут нарядные. В Великорецкий крестный ход женщины идут очень скромно одетые: юбки, сарафаны. Потому что в екатеринбургский ход им можно в туфельках идти, а тут и болото, и лес, и завалы. На крестный ход идут — никакой косметики. Лицо обветренное, радостное. Там слова бранного никто друг другу не скажет. Это школа молитвы и школа отношения друг к другу. Приходы идут, около батюшки гнездятся люди, идут все с иконами, акафист читают святителю Николаю. На привалах тоже благодатно.
— Мне кажется, Безсмертный полк — это как бы продолжение крестных ходов.
— Да, и он должен со временем полностью превратиться в крестный ход. Потому что сейчас, спасибо им милым, несут фотографии, портреты своих воевавших и не воевавших. Это очень хорошо, но иконы-то тоже нужны. И нынче, когда я шел, увидел, что несут иконы. Очень радостно, иконы Царской семьи несут. У тебя как раз на стене фотография Царской семьи. Иконы преподобного Сергия,
Спиридона Тримифунтского, Серафима Саровского. Несут, несут иконы. Пусть немного, но несут. А у нас же на Великорецком крестном ходе сколько крестов несут, икон. Там нет ни одного человека без икон. У всех иконы.
И потом, на Великорецком крестном ходе никогда никого не оставляют, не бросают. Никогда. И тот и другой крестные ходы благодатные: екатеринбургский и вятский Великорецкий.
— Я сейчас вспоминаю. Когда праздновалась 60-летняя годовщина Великой Победы, Святейший Патриарх Алексий благословил проведение крестного хода по маршруту Москва-Минск-Киев с чудотворной иконой «Умиление». Мы это все организовали. Ты знаешь, с трудностями, но ведь прошли, и я встречал этот крестный ход и в Минске с владыкой Филаретом, и в Киеве с покойным ныне митрополитом Владимиром, и сейчас даже трудно представить, что по этому маршруту может пройти крестный ход, а хотелось бы. Чтобы повторить, чтобы люди вспомнили свое предназначение, что они православные люди, что они братья.
Вспоминается и эта программа «Под звездой Богородицы», когда тоже по благословению Святейшего Патриарха Алексия именно с иконой Державной Божией Матери восемь крестных ходов пересекли Россию: с Дальнего Востока до Москвы, с юга Украины до Москвы, с севера до Москвы, из Севастополя. И эти крестные ходы сошлись, как ты помнишь, в Храме Христа Спасителя. Как раз так получилось, что мы не знали, как подойти к этому вопросу, и когда у Патриарха Алексия просили благословение, он сказал: «Очень хорошо, как раз исполняется 125-летняя годовщина первого освящения Храма Христа Спасителя». Понимаешь, какое пересечение произошло! Державная икона, молитва у бассейна, возрождение Храма Христа Спасителя и восемь Крестных ходов, в которых участвовали не только простые миряне, священники, но и главы администраций шли, военнослужащие. Мне много рассказывали об этом.
Ты правильно в своей книге упомянул, что именно крестными ходами спасается Русь.
— Иринарховский Крестный ход есть и, конечно, возрожденный Курский крестный ход. Много возрожденных. Нет-нет, мы не пропадем. Есть такое понятие: разогревать. Разогревать православное чувство совершенно необходимо. А что это чувство разогревает? Конечно, прикосновение к святыням. Вот, например, крестный ход или поклонение святыням, чудотворным иконам, посещение святых мест. Конечно, молитва обыкновенная ежедневная, причащение в храме, воскресная служба, вечерняя.
Но, Андрей Николаевич, мы все равно, что называется, не пропадем.
— Это несомненно. Тем более, я еще один крестный ход хотел вспомнить — на 90-летие явления Державной иконы Божией Матери. Идея этого Крестного хода принадлежит нашему другу Володе Танакову. Он говорит: «Давай объединим Коломенское, где была явлена икона, и место остановки царского поезда на станции Дно перед якобы отречением Императора». И вот мы проделали этот маршрут. Там просто произошли чудеса: две Державные иконы замироточили, с портрета Императора из глаз слезы полились. И когда Святейший Патриарх Алексий служил 15 марта Божественную литургию в Коломенском, я ему преподнес эту икону, она вся была покрыта миром. Вся. Притом интересно: не потоками, а такими микроскопическими капельками усеяна вся икона была. И он благоговейно к ней прикоснулся.
То есть через крестные ходы нам Господь дает понимание: не забывайте своего предназначения. Если мы его не будем забывать, то, наверное, многие вещи устроятся, в том числе и сложная ситуация, которая сейчас происходит.
— Все уже ушедшие и все святые небесные силы идут вместе с крестными ходами. Ты помнишь, как перед Великорецким появляется радуга. Те, кто давно ходят, они уже не удивляются. А как можно иначе. В?ознаменование связи Бога с землей дана была нам эта радуга. Или, например, окропление, водосвятие. Это во многих местах у меня было. Например, в далекой Сибири, откуда родом апостол Америки и Сибири Иннокентий, московский митрополит. У батюшки святая вода закончилась, и вдруг пошла вода с небес, а небеса были совершенно чистые. Понимаете,
Господь заметил, что у батюшки вода закончилась окроплять молящихся. Чудес очень много.
Да вот, я позавчера был в храме. Выносят чашу, и засияло солнце в окна. Много, много. И сомневаться в том, что Небесные Силы с нами, даже глупо. Но и теперь все равно есть упертые, но не надо на них обращать внимание. По молодости лет я иногда расстраивался. Думал, да как же так, не верят? Да очень просто. Не верят и все. Их не надо убеждать.
— Все верно. Я еще хочу вспомнить, знаешь, какую тему, дорогой Володя? В свое время ты мне подарил книгу, которую написал о Святой Горе Афон. А я постоянно езжу на Святую Гору Афон, и как сказал мой друг, скитоначальник Оптиной Пустыни, ты, говорит, заболел афонской болезнью. А почему? В чем она заключается? Да в том, что там по-другому ощущается Божий мир. И святыни, храмы, и природа, и молящиеся верующие люди. И ты как будто в рай попадаешь. Мне хотелось бы, чтобы ты своими впечатлениями поделился.
— Я мало был на Афоне — раз пять, наверное. Один раз подольше пожил, а в другие разы поменьше. И вот первый день, приехал после этих трудных дорог, после всего. Приплыли из Уранополиса — и на службу. Я стою, стою, уже затекают ноги, и думаю: ну что, в конце концов, я только что приехал (я тоже очень грешный, мгновенно самооправдание находится) и я не завтра уезжаю, еще постою. Думаю, Бог простит. Решил за Бога. Взял на себя такую силу за Него решать. Потихоньку пошел к выходу. И вдруг из темноты: «Владимир Николаевич, куда Вы? Сейчас шестопсалмие». Я устыдился, вернулся и смотрю, впереди меня стоит монах старше меня гораздо и стоит, и стоит. У него, конечно, огромнейший многолетний опыт стояния в молитве. Но он же старик, но стоит. Я вернулся и достоял спокойно. Конечно, иногда садился в стасидию, когда можно было сидеть. Я глядел на опытных. Но достоял же. Конечно, это такая школа молитвы.
Очень горько и досадно, когда забывают о том, что вообще во многом Афон держала Россия. Эти вклады царей, русских купцов, русских промышленников, молящихся богатых. Они были очень внушительны. Такой скит Андреевский устроить! Боже мой, это же гигантский монастырь, гигантские здания необыкновенной красоты. И для меня, например, очень радостно, что там колокола вятских колоколитейных дел мастеров Бакулевых из Слободского. Это меня так обрадовало. И кстати, один из настоятелей был Смышляев по фамилии, имя не помню. А у меня мама была Смышляева. Фамилия, мне кажется, тоже такая вятская, хорошая.
Афон! Сразу вспоминается красота необыкновенная и молитвенность.
Афон пережил тяжелейшие времена. И вот, например, очень тяжело перенесли начало века, имяборчество. Не хочется это вспоминать. Были еще другие события. Были трения с украинскими монахами, были трения с греческими. Кстати, рядовые греческие монахи к нам хорошо относятся. Ты же бывал в Ватопеде. Везде ты бывал. И в Великой лавре. Нормальное, прекраснейшее отношение. Причем именно к русским. Так и на Святой Земли, тоже когда начинались там волнения всякие, вечное противостояние палестинцев и израильтян, евреев и арабов, уже и танки я видел на улицах
Иерусалима, и долго-долго как-то в Вифанию не было проезда. Там дорога в Вифанию огибает Елеонскую гору, где танки остались. А потом, слава Богу, и там побывал. Так вот. В эти времена всегда уменьшался приток туристов. Боятся. А приток паломников из России усиливался. Идут и так рассуждают: «Господи, Боже мой, там умереть — это же счастье». Когда-то одну женщину придавило при установке колокола. И она говорит: «Как Господь, как Господь привел на Святой Земле умирать». Это англичанин описал, который при этом присутствовал. Его поразило ее счастливое выражение лица, что она умрет на Святой Земле. И вообще меня всегда такое ликование охватывало. Чем плохо умереть на Святой Земле? Ведь умирать-то все равно придется. Гораздо лучше на Святой Земле, чем где-нибудь. Все-таки русских православных паломников ни с кем не сравнить. Есть же православные прекрасные румыны паломники, есть и украинцы, белорусы. Есть, есть прекраснейшие молитвенники-паломники. На Святой Земле за неделю проходишь все праздники от Рождества в Вифлееме до Вознесения на Елеонской горе. Все праздники проходишь. И конечно, это ощущение такого замкнутого годичного цикла. Все время там в крестных ходах. Один Иордан вспомнишь, так и то сердце от счастья замирает. Но вот уже отходили мои ноженьки, отпел мой голосок. Но ничего. Это же было, и это никуда никогда не уйдет.
Теперь даже в каждом приходе есть свои крестные ходы. Самый краткий крестный ход — Пасхальный вокруг храма. Это крестный ход в самом чистом виде, когда проникаешься этим общим движением, когда единоголосие.
Конечно, потом начинаются будни, это ощущение молитвенности, праздника уходит, конечно, поневоле. Вот тут-то и то самое охлаждение наступает. Надо с этим бороться. С женой поссорился, кто-то позвонил, кто-то умер. Все это есть, но это жизнь. Ведь Господь же нам не обещал счастья на Земле. Где вы найдете в Писании, чтобы Господь говорил: можете быть счастливы. Сами грех допустили к себе. Бороться с этим надо. Жизнь — юдоль, долина страданий. Я себе внушаю, потому что я уже не молоденький: а чего ты хотел, ты и так уже сколько прожил.
Я прочту стихотворение. За два дня до кончины прекрасный поэт Анатолий Гребнев, ты его знал, он мне позвонил и сказал: «Володя, я что-то так давно не писал и вдруг я написал». И мне зачитал по телефону. Мне так понравилось, и у меня хватило ума, мне Ангел Хранитель посоветовал, я записал. Я его жену спросил, вдову теперь уже, Галю, она говорит, нет-нет нигде не нашла в записях.
День родился и радостный, и чистый
Один из тех счастливых дней,
Когда летят, летят по ветру листья
Восьмидесятой осени моей.
Восьмидесятой осени.
О, Боже, о том ли надо мне сейчас тужить?
Спасибо, Боже, что я столько прожил,
Но все ж еще хотелось бы пожить.
Перекрещусь у дедовской божницы,
Легко сбегу с родимого крыльца
В осенний мир, где желтый лист кружится
И где нет и ни начала, ни конца.
Он про возраст написал — ему 80 было. И вот, на самом деле, столько уже было дано счастья.
— Это очень замечательно, на самом деле. И как-то от этих строк аромат Пасхи, я бы сказал.
— Он ведь тоже ходил много. В Великорецком мы носили с ним икону.
И не погибнет мать-Россия,
Пока идет из года в год,
Идет, идет в места святые
Великорецкий крестный ход!
Преображается округа и молодеет душа.
— А вот ты сейчас рассказывал, что малый крестный ход — Пасхальный крестный ход вокруг храма. А я сейчас вспомнил еще один крестный ход. Это был пасхальный день девяносто какого-то года, когда бассейн на месте Храма Христа Спасителя уже был закрыт, но не разрушен. И мы на Пасху обошли вот этот бассейн. И назревал конфликт, потому что местные власти разрешили собраться на дне бассейна каким-то непонятным людям. Совершенно непонятным. Не то, что верующим.
— Наверное, чтобы сорвать ваш ход.
— Отец Владимир тогда общину возглавлял. Я не помню сейчас его фамилию. Пусть он меня простит. Ты его знаешь. Среди участников этого крестного хода были провокаторы, которые подначивали: давайте выгоним этих людей со дна бассейна. А отец Владимир сказал: нет, мы туда не пойдем. У нас даже фотография висит здесь в редакции на стене: как раз отец Владимир разговаривает с милицией, а в кустах находился ОМОН. Они ждали, когда начнется этот конфликт.
— Точно, точно. Это уже отработанные методы.
— А потом, что там говорить, был еще один крестный ход, когда после литургии в Успенском соборе Кремля пошел крестный ход освящать закладку Храма Христа Спасителя. Я шел с маленькой дочкой, а по колоннам ходили строгие люди и говорили: перейдите в другую колонну. Я понял, что если я перейду в другую колонну, я не попаду туда. И когда ко мне обратились, я сказал: «А мы не будем переходить в другую колонну». И мне сказали: «Ну, ничего, там с вами разберутся при входе». Вокруг строительства был деревянный забор и несколько пролетов было снято, чтобы зашел туда крестный ход. Не весь, но, по крайней мере, Патриарх, Лужков Юрий Михайлович, другие люди. И я дочке говорю: «Читаем Богородице Дево, радуйся». Мы начали читать «Богородице Дево, радуйся» и так увлеклись, что нас там никто не заметил, мы прошли и, мало того, встали на помосте прямо за спиной у Патриарха. Мне потом представители спецслужб сказали: «Андрей, как ты вообще сюда попал? Там тебе нельзя было находиться». Вот какие чудеса были в крестном ходе.
— Я тебе тоже расскажу о чуде. Их много было, очень много. Но вот одно из первых. Я несколько раз бывал на схождении Благодатного Огня. А первый раз я попал в 1998 году. А попасть невозможно было. Сейчас уже как-то отрегулировали систему пропусков. Всех там уже сортируют, просеивают, а тогда просто валом народ шел. А я как раз начинал издавать журнал «Домашняя Церковь» — приложение к журналу «Москва». И выпустил первый номер и привез с собой. А я там, на Святой Земле, везде ходил босиком. Несу журнал «Благодатный Огонь», а давка чудовищная. Я первое кольцо прошел, там три всего было ограды. Попал к армянам, это было промыслительно — армяне уверены, что дается Благодатный Огонь от армянского патриарха, хотя, конечно, Огонь Господь дает православным, прежде всего. И на второй ограде полицейский прямо мне в грудь уперся: «Ты куда?» Я совершенно неожиданно для себя сказал слова: «Я батюшкам помогаю». Почему я так сказал, до сих пор не знаю. Журнал прижал к себе и: «Я батюшкам помогаю». И он отступил в сторону. Потом я с армянами протиснулся, и вот в храме меня занесло на второй ярус. И мне там армянка одна говорит: «Знаете что, вас все равно отсюда выведут. Я вас предупреждаю». У них там своя внутренняя охрана. А под ногами сидят две монашки. Они пришли за сутки, когда можно было пройти, и они жили там эти сутки. Они сидят, усталые, измученные. А ждать долго, и мы с ней разговорились. Я совершенно искренне спросил: «А как там себя чувствует писатель Зорий Балаян?» Она на меня поглядела, как будто я знаю их Пушкина. Зорий выставлял свою кандидатуру даже на пост президента Армении. А мы с ним несколько раз ездили в Японию, мы были в Байкальском движении, на Байкал ездили. А потом началась вся эта катавасия, и мы уже не общались. Она поглядела на меня, как на небожителя, знакомого с кандидатом в президенты. И идут эти бравые парни, накачанные, и вышвыривают неугодных им. Там не церемонятся. Кричат из мегафона в лицо, человек глохнет, и его оттаскивают в сторону. И схватились за меня: во мне же нет армянского ничего. И она раз, резко стала говорить им что-то по-армянски, они отступились от меня и хватают этих монашек. Я говорю: «Пусть лучше меня выгонят. Они же целые сутки сидели тут». Она и за них заступилась. Так вот у одной из этих монашек на моих глазах загорелись свечки, когда сошел Благодатный Огонь. Свечки загорелись на моих глазах. Это, конечно, было чудо.
И еще было чудо в том, что солнечный луч ходил по стенам этого храма Воскресения Христа. Это надо было, чтобы или Земля туда-сюда болталась, или солнце на небе туда-сюда ходило.
Чудес столько, что как-то привыкаешь и думаешь: а как иначе? Так и надо. Если вспоминать начать, никаких пленок не хватит.
— Я вспоминаю тоже пасхальные дни на Святой Горе Афон. Как раз во вторник Светлой седмицы крестный ход из Иверского монастыря по окрестным скитам несколько часов со святыней великой — Иверской иконой Божией Матери. И, как правило, очень много приезжает грузин, поскольку Иверский монастырь. Икона сама по себе очень тяжелая, ее несут на носилках четыре человека, и они меняются. Я рядом шел. Шел и думал, как бы хоть подержаться за ручку? А рядом находился иеромонах, который регулировал все это. Я ему вдруг сказал по-гречески: «Благословите». Он расцвел сразу, отстранил очередного грузина и дал мне возможность нести икону. И как только я к этой ручке прикоснулся, у меня слезы из глаз брызнули. Такая благодать в сердце. Я такого никогда не ощущал. Вот это тоже ведь чудо. Это тоже крестный ход.
— Мы рассказываем об испытанном. Мы не додумываем ничего.
— Конечно, что там говорить. Даже сейчас пришла такая неожиданная мысль. Не знаю, насколько она получит продолжение, что в нынешних сложных условиях, наверное, такую программу «Под звездой Богородицы» неплохо было бы возродить. И чтобы, действительно, как можно больше людей участвовало не только в Безсмертном полке, а именно в православных крестных ходах.
— Хотя бы в кельи на молитвах… Ведь перед Первой мировой войной в начале века криком кричал святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Молиться надо, молиться надо. Что-то грозное наступает, страшное наступает! Молиться надо!» Нет, не слушают. Как только не слушают святых людей, все в тартарары летит. Почему слушали Чернышевского, Белинского, всяких революционеров и так далее, а не слушали Игнатия Брянчанинова, Тихона Задонского, Феофана Затворника? Вот и получили.
Если Господь нам дал свободу воли, так ее надо употребить на спасение от греха, на спасение от бесовщины. Если бы все молились… Это же хорошее дело, когда в один час на молитву люди становятся. Или читают по очереди по кафизме. Как по умершему читают. Это очень дело доброе, хорошее.
— Я же знаю, что ты читаешь ежедневно Псалтирь.
— Это не секрет. Не я один. И ты читаешь. А потом ты без этого и не можешь уже. Я, знаешь, когда стал читать хорошо Псалтирь? Когда услышал от монаха, может быть, даже и на Афоне: «Псалтирь мозги чистит». И может быть, так оно и есть, потому что у меня уже слабеет память. Вот я пошел на кухню и забыл, зачем пошел. И, конечно, после этого начинаешь думать, что ты уже в маразме и что все, хватит, пора закругляться, дорогой друг, и в горизонталку. Это ничего страшного. Конечно, надо закреплять эту память, но когда услышал фразу «Псалтырь мозги чистит», подумал, вот это-то мне и надо. А потом еще, в самом деле, при чтении Псалтири, пусть не по кафизме, но хотя бы по «Славе» хорошо бы запомнить три-четыре-пять псалмов наизусть. Ведь все знают 50-й, 90-й почти что все знают.
А 45-й как не знать? Это же с этим псалмом Дмитрий Донской вступил в битву на Куликовом поле: «Бог нам Прибежище и Сила, Помощник в скорбех, обретших ны зело. Сего ради не убоимся, внегда смущается земля и прелагаются горы в сердца морская». То есть когда уже земля затряслась, и горы в сердца морская прелагаются, даже этого не убоялись, тогда что же нам врагов бояться?
— Я сейчас вспомнил, есть на Святой Горе иеромонах Николай Генералов. Несомненно, Вы слышали. Я с ним несколько раз встречался. Как-то ему позвонила женщина с Украины. Это было после начала событий 2014 года. Она в истерике, что вот такое происходит, я смотрю телевизор. Он говорит: «А зачем ты смотришь телевизор? Три кафизмы Псалтири в день!» Она звонит через какое-то время, и это совсем другой человек стал после того, как начала читать Псалтирь. А мы сейчас во что погружены? В телевизоры, в смартфоны. Я сейчас ехал на передачу и посмотрел: почти нет ни одного человека, который бы ехал без смартфона. Просто нет. А там они, наверное, не Псалтирь читают.
— Горько, конечно.
Сейчас тяжелейшие времена наступили. Такая чудовищная идет масса бесовщины. Надо только молитвой гнать этих бесов.
— Во все века Русь спасалась крестными ходами. В самые трудные моменты люди брали чудотворные иконы и с ними проходили крестными ходами и, как правило, затихали войны, междоусобицы. Сейчас очень сложное время, но, с другой стороны, оно может быть благодатным, если мы организацию крестных ходов продолжим.
— Мне в завершение хочется сказать. Это не из моего опыта, а из истории крестных ходов вообще в России. Такой апокриф про мальчика. Лето, жара стоит, сушь, тревожно за пшеницу, за посевы. И батюшка говорит: «Проведем завтра молебен о ниспослании дождя, собирайтесь». Собираются люди, приходит мальчик, тащит с собой зонтик. Ему говорят: «Ты чего несешь зонтик?» «Ну, сказали же, что будет молебен о дожде». Мальчик настолько поверил, что пойдет дождь, что взял с собой зонтик. И правда, хлынул дождь, и мальчик был под зонтиком. Нам бы веру этого мальчика, бесхитростную веру в то, что наше слово Господь услышит. И когда с такой верой мы будем молиться, будет мир во всем мире. Ведь смотри, Спаситель говорит: «Если бы вы имели веру хотя бы с горчичное зерно, то вы бы сказали горе сей: перейди отсюда туда, и она бы перешла».
У меня такой батюшка есть, слава Богу, жив, здоров… Он совершенно хладнокровно говорит, и все так и бывает. Откуда, что это, почему?
В конце хочется поддержать тебя. Возрождение крестных ходов и поддержка тех, которые уже есть в России — большое дело. Большое духовное дело. Оно переходит в физическое твердение. Можно даже вспомнить и марксистов: мысль, овладевшая умами, становится материальной силой.
— Я помню, батюшка Кирилл, мой духовный отец, был в санатории в Барвихе. Мы на скамеечке сидим, он так вздохнул и говорит: «Андрей, если бы все люди сейчас одновременно воздохнули бы о Господе, Господь бы в благодарность все бы изменил вокруг». Вот к этому и надо, наверное, стремиться.
— Надо. И потом надо благодарить Господа за то, что мы еще живы. Ведь что творится, сколько всякой мерзости. Уже давно надо было стряхнуть с земли. Даже чудовищно перечислять все то, что творится на земле, что творится во всех европах, и Господь терпит. Господь продолжает любить. Как вот это? Он свое творение любит.
— Дорогой Володя, спасибо, что нашел время прийти к нам в гости. Надеемся, что мы этот разговор продолжим в ближайшее время. Давай вспомним известных нам писателей: и Валентина Распутина, и Василия Белова, и Лихоносова, и Астафьева, и Абрамова, и Валерия Николаевича Ганичева.
Беседовал Андрей ПЕЧЕРСКИЙ